БУЛГАКОВ Сергей Николаевич

(16/28.7.1871—13.7.1944) — философ и богослов, а также экономист, публицист, общественный деятель. Родился в семье потомственного священника, обучался в Орловской духовной семинарии, однако покинул ее в 1888 г., пережив кризис веры, и завершил образование в Московском университете, окончив его в 1894 г. по кафедре политической экономии и статистики.

В период до начала XX в. Булгаков примыкал к течению легального марксизма и занимался исследованиями в области политэкономии, выпустив книгу "О рынках при капиталистическом производстве" (1897) и "Капитализм и земледелие" (1900, т. 1—2). На рубеже веков он отошел от марксистской идеологии и обратился к философии классического немецкого идеализма, а также к русской мысли, творчеству Достоевского и Вл. Соловьева.

Подобная эволюция была характерна для русской интеллигенции той поры, и вскоре Булгаков выдвигается в ряд ее признанных духовных лидеров. Он стал одним из основных участников сборника "Проблемы идеализма" (1902), где впервые объединились ведущие лица нарождавшегося религиозно-философского движения; название сборника его статей "От марксизма к идеализму" (1903) сделалось крылатым словом, выразившим духовный смысл исторического момента.

Последующие годы — период наибольшей общественной и публицистической активности философа. Он участвует во множестве начинаний, знаменующих собой религиозно-философское возрождение — в журналах "Новый путь" и "Вопросы жизни", сборниках "Вопросы религии", "О Вл. Соловьеве", "О религии Льва Толстого", "Вехи", в работе "Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева" и книгоиздательства "Путь", где в 1911—17 гг. выходили в свет важнейшие произведения русской религиозной мысли. В 1906 г. он был также избран депутатом Второй Государственной Думы (как беспартийный "христианский социалист"). В творчестве его в этот период совершается переход от лекций и статей на темы религии и культуры (важнейшие из них были им собраны в двухтомник "Два града", 1911) к оригинальным философским разработкам.

В монографиях "Философия хозяйства" (1912) и главным образом "Свет Невечерний" (1917) он намечает основы собственного учения, идущего в русле софиологии Вл. Соловьева и Флоренского, однако вобравшего и заметное влияние позднего Шеллинга, а также ряд собственных идей, питаемых интуициями православной религиозности. Процесс постепенного возврата к церковно-православного миросозерцанию завершается уже в революционные годы принятием священства (1918). С этим завершением Булгаков сразу же начинает играть видную роль также и в церковных кругах, активно участвуя в работе Всероссийского Поместного Собора Православной Церкви (1917—18) и близко сотрудничая с патриархом Тихоном.

Восприняв безусловно отрицательно Октябрьский переворот, о. Сергий быстро откликнулся на него диалогами "На пиру богов", написанными в стиле и духе "Трех разговоров" Вл. Соловьева; диалоги вошли в коллективный сборник "Из глубины" (1918; 2-е изд. М., 1991). В годы гражданской войны о. Сергий находился в Крыму и, будучи оторван как от иерейского служения, так и от общественно-публицистической деятельности, интенсивно работал в философии. В написанных тогда сочинениях "Философия имени" (1920, изд. 1953) и "Трагедия философии" (1920, изд. в нем. пер. 1928) он подверг пересмотру свой взгляд на соотношение философии и догматики христианства, придя к выводу о том, что христианское умозрение способно выразиться без искажений исключительно в форме догматического богословия. Последнее и стало с тех пор основной сферою его творчества.

В 1922 г. о. Сергий был включен в составленные ГПУ по инициативе В.И. Ленина списки деятелей науки и культуры, подлежащих высылке за рубеж. 30 дек. 1922 г. он отправляется из Крыма в изгнание и после недолгого пребывания в Константинополе в мае 1923 г. занимает должность профессора церковного права и богословия на юридическом факультете Русского Научного Института в Праге. Вскоре при его ближайшем участии возникает и успешно осуществляется проект создания в Париже Православного Богословского Ин-та. С его открытия в 1925 г. и до своей кончины о. Сергий был его бессменным главой, а также профессором кафедры догматического богословия.

Под его руководством Сергиевское Подворье — как стали называть комплекс институтских строений с храмом во имя преподобного Сергия Радонежского — выросло в крупнейший центр православной духовности и богословской науки в зарубежье. Пастырская, профессорская и руководящая работа в Институте — ядро всей деятельности о. Сергия в последнее двадцатилетие его жизни.

Эта деятельность была чрезвычайно многогранна. Помимо дел, связанных с Институтом, и помимо богословского творчества, о. Сергий уделял большое внимание еще по меньшей мере двум сферам: духовному руководству русской молодежью и участию в экуменическом движении. Центральным руслом религигиозной активности русской молодежи за рубежом стало Русское Студенческое Христианское Движение, и о. Сергий был одним из главных его отцов-основателей. Он участвовал в его зарождении, в первых съездах РСХД в Пшерове (Чехословакия) и Аржероне (Франция) и продолжал постоянно его курировать, оставаясь для членов Движения незаменимым наставником и авторитетом. В работу экуменического движения о. Сергий включился в 1927 г. на Всемирной христиансклй конференции "Вера и церковное устройство" в Лозанне. До конца 30-х гг. он принял участие во многих экуменических начинаниях, став одним из влиятельных деятелей и идеологов движения; в 1934 г. он совершил большую поездку по США.

Наиболее перспективным направлением в экуменической сфере оказалось сотрудничество с англиканской церковью. Объективные возможности для сближения между православием и англиканством указывались и были признаны со времен Хомякова; трудами о. Сергия и его сподвижников (о. Георгия Флоровского, Н.М. Зернова, Г.П. Федотова и др.) они начали воплощаться в жизнь. В конце 1927 — начале 1928 г. проходит англо-русский религиозный съезд, результатом которого стало учреждение двухстороннего Содружества св. Албания (древнеанглийский св. мученик) и преподобного Сергия Радонежского. Это Содружество продолжает свою деятельность поныне.

В 1939 г. у о. Сергия был обнаружен рак горла. Он перенес опасные операции, побывал на пороге смерти и в значительной степени утратил способность речи. Начавшаяся мировая война ограничила еще более сферу его трудов. Однако до последних дней жизни, в тяжелых условиях оккупированного Парижа, он не прекращал служить литургию и читать лекции (что стоило ему огромных усилий), а также работать над новыми сочинениями. Его творчество обладает редкой цельностью: всем его главным темам он сумел подвести итог и дать отчетливое завершение. Как и в каноне Священного Писания, его последняя книга — он закончил ее совсем незадолго до смерти — "Апокалипсис Иоанна".

Творчество о. Сергия начиналось с публицистики, статей на экономические, культурно-общественные и религиозно-философские темы. Помимо начального этапа, публицистика выходила на первый план в критические моменты жизни России: революция 1905—07 гг., начало первой мировой войны, 1917 г. Целый ряд существенных тем булгаковской мысли остался развит почти исключительно в данной форме: религия и культура, христианство, политика и социализм, задачи общественности, путь русской интеллигенции, проблемы церковной жизни, проблемы искусства... Булгаков не просто участник знаменитых "Вех" (1909, ст. "Героизм и подвижничество"), но и один из главных выразителей "веховства" как идейного движения, призвавшего интеллигенцию к отрезвлению, отходу от стадной морали, утопизма, оголтелого революционерства в пользу работы духовного осмысления и конструктивной социальной позиции.

В этот же период он разрабатывает идеи социалистического христианства, в широком спектре, включающем анализ христианского отношения к экономике и политике (с апологией социализма, постепенно шедшей на убыль), критику марксизма, но равно и буржуазно-капиталистической идеологии, проекты "партии христианской политики", отклики на злобу дня (с позиций христианского либерально-консервативного центризма) и проч. Особое русло составляет тема России, разрешаемая, вслед за Достоевским и Соловьевым, на путях христианской историософии.

Мысль Булгакова тесно слита с судьбой страны, и, вслед за трагическими перипетиями этой судьбы, его взгляды сильно меняются. Начало первой мировой войны отмечено славянофильскими статьями, полными веры во всемирное призвание и великое будущее державы. Но уже вскоре, в диалогах "На пиру богов" и других текстах революционного периода, судьба России рисуется в ключе апокалиптики и тревожной непредсказуемости, с отказом от всяких рецептов и прогнозов; краткое время Булгаков считал, что католичество лучше православия сумело бы помешать процессам раскола и разложения, подготовившим катастрофу нации (диалоги "У стен Херсониса", 1922, опубл.: "Символ", 1991, № 25). В поздний период в его публицистике остаются по преимуществу лишь церковные и религиозно-культурные темы.

Учение о. Сергия прошло в своем развитии два этапа, философский (до изгнания с родины) и богословский, которые, разнясь по форме и отчасти по источникам, влияниям, вместе с тем прочно связаны единством ведущих интуиций и центральных понятий. На всем своем пути это есть учение о Софии и Богочеловечестве, христианское учение о мире и его истории как воссоединении с Богом. Важнейший движущий мотив учения — оправдание мира, утверждение ценности и осмысленности его бытия. При этом, полемизируя с традицией немецкого идеализма, Булгаков отказывается рассматривать разум и мышление в качестве высшего начала, наделенного исключительной прерогативой связи с Богом; предмет утверждения — мир во всей его материально-телесной полноте.

Оправдание мира предполагает таким образом оправдание материи, и тип своего философского мировоззрения Булгаков иногда определял взятым у Вл. Соловьева сочетанием "религиозный материализм". В парадигмах христианской мысли задача философского оправдания мира требует выполнения двух последовательных заданий: необходимо раскрыть связь мира и Бога, а затем, всюду руководясь этой связью, развить собственно учение о мире, трактовку материи, телесности и других начал здешнего бытия. Таков логический порядок учения Булгакова; но исторический был обратным ему: мысль о. Сергия развивалась "снизу", от экономической проблематики и философского учения о хозяйстве ("Философия хозяйства") к общему учению о материи и о мире, уже въявь опирающемуся на определенные постулаты о связи мира и Бога, но еще не делающему сами эти постулаты предметом особого анализа ("Свет Невечерний"), — и, наконец, к развернутой богословской системе, дающей окончательное решение исходной задачи: укореняющей мир в Боге и вместе с тем прямо следующей христианскому откровению и догматике.

Поскольку мир в христианской онтологии — тварное бытие, то учение о мире начинается у Булгакова с учения о творении. Суть тварности раскрывает вопрос: из чего создан мир? Ответ о. Сергия ортодоксально следует библейской традиции: творение мира — творение из ничто, чистого небытия и несуществования. Булгаков прослеживает историю понятия Ничто и его применений в онтологии и, отвергая применения явно или скрыто пантеистические, выделяет определенную линию, от Платона до Шеллинга, на идеях которой строит свою концепцию.

Тварное бытие трактуется им как особый род ничто, наделенный производящими потенциями, чреватый бытием, превращением в нечто. Это соответствует платоновскому и неоплатоническому понятию меона, или относительного небытия; чистое же ничто, всецелая противоположность бытию, передается понятием укона, радикального отрицания бытия. Таким образом, возникает (уже выдвигавшаяся у позднего Шеллинга в "Изложении философского эмпиризма") философема о творении мира как превращении или подъятии укона в меон творческим актом Бога.

Далее строится концепция материи, где Булгаков отчасти следует "Тимею" Платона. Как бытие, погруженное в водоворот возникновения и уничтожения, переходов и превращений, тварное бытие есть "бывание". Но за множественностью и многоликостью бывания необходимо предполагать единую подоснову, в лоне которой только и могут совершаться все возникновения и превращения. Эта универсальная подоснова ("субстрат") бывания, из которой непосредственно возникает все возникающее, все вещи мира, и есть материя. Булгаков принимает относящиеся к ней положения античной традиции.

Материя — "третий род" бытия, наряду с вещами чувственного мира и их идеальными первообразами, идеями. Она есть неоформленная, неопределенная "первоматерия", materia prima — потенциально сущее, способность выявления в чувственном. В своем онтологическом существе она, как и тварное бытие вообще, есть меон, "бытие — небытие". Но эти положения дополняются другими, связанными, в первую очередь, с рождающей ролью материи. По Булгакову, она выступает как "Великая Матерь-Земля" древних языческих культов Греции и Востока, а также "земля" первых стихов Книги Бытия. "Земля" и "мать" — ключевые определения материи у Булгакова, выражающие ее зачинающую и родящую силу, ее плодотворность и плодоносность.

Земля "насыщена безграничными возможностями"; она есть "всематерия, ибо в ней потенциально заключено все" (Свет Невечерний. М., 1917, с. 240—241). Хотя и после Бога, по Его воле, но материя есть также творческое начало. Вслед за Григорием Нисским Булгаков рассматривает бытие мира как процесс, прямо продолжающий неточный творческий акт Бога — непрестанно длящееся творение, совершаемое при непременном активном участии самой материи. Здесь концепция Булгакова оказывается на почве патристики, расходясь с платонизмом и неоплатонизмом; окончательный же свой смысл она получает в контексте христологии и мериологии.

Земля-мать не просто рождает, изводит из своих недр все сущее. На вершине своего рождающего и творческого усилия, в его предельном напряжении и предельной чистоте, она потенциально является "Богоземлей" и Богоматерью. Из недр ее происходит Мария — и земля становится готовою приять Логоса и родить Богочеловека. Земля становится Богородицей — и только в этом истинный апофеоз материи, взлет и увенчание ее творческого усилия. Здесь — ключ ко всему "религиозному материализму" Булгакова.

Дальнейшее развитие учения о мире требует уже большей конкретизации связи мира и Бога, что доставляют концепции Софии и софийности. В своей зрелой форме они представлены в богословской системе Булгакова, на пути к которой лежал еще один промежуточный этап: критика философии ("Трагедия философии"). К его появлению привело (явное и для самого Булгакова, и для его критиков) расхождение между церковно-православными корнями его метафизики и тем философским языком, методом, который эта метафизика использовала и который принадлежал львиной долей классическому немецкому идеализму. В "Трагедии философии" предлагается новая интерпретация систем европейской философии. В ее основе — утверждаемое Булгаковым соответствие между онтологической структурой и структурой высказывания, языка (ход мысли, предвосхищающий многие позднейшие лингвофилософские построения на Западе).

Булгаков исследует его и в других книгах того же периода, "Философии имени", посвященной апологии имяславия и родственной аналогичным апологиям Флоренского и Лосева. Из соответствия выводится классификация философских систем, позволяющая увидеть в их главных видах различные монистические искажения догмата троичности, который исключает монизм и требует полного равноправия, единосущия трех начал, соединенных в элементарном высказывании ("Я есмь нечто") и понятых как начала онтологии. В итоге история философии предстает как история особого рода тринитарных ересей. Булгаков делает вывод, что адекватное выражение христианской истины принципиально недоступно для философии и достижимо лишь в форме догматического богословия.

Началом богословского этапа Булгакова служат обширные штудии церковного учения о Св. Троице, Божественной Ипостаси и Премудрости Божией (ст. "Ипостась и ипостасность", 1925; "Главы о троичности", 1928, 1930; кн. "Купина неопалимая", 1927). На этой основе, на смену ранним дореволюционным вариантам, о. Сергий выдвигает в "Агнце Божием" (Париж, 1933) свое окончательное учение о Софии, завершаемое затем в "Утешителе" (1936) и "Невесте Агнца" (1945). Как во всех опытах софиологии (ср. Соловьев, Флоренский), София Премудрость Божия — начало, посредствующее меж Богом и миром, "мир в Боге", предвечно сущее в Боге собрание идеальных первообразов всего сущего, аналог платоновского мира идей. Однако все софиологические учения имеют спорный и сомнительный статус, ибо все попытки введения Софии в христианское учение о Боге до сих пор вызывали сильные догматические возражения.

В учении Булгакова София сближается с Усией, Сущностью Триединого Бога: "Божественная София есть ... природа Божия, усия, понимаемая ... как раскрывающееся содержание, как Всеединство" (Агнец Божий, с. 125). Данное решение, как и многие его следствия, также вызвало возражения и полемику; в 1935 г. учение Булгакова было осуждено в указах Московской Патриархии, а также зарубежного Архиерейского Собора в Карловичах. В.Н. Лосский, критически анализируя учение, находит, что суть его — "поглощение личности софийно-природным процессом, уничтожающим свободу, замена Промысла, предполагающего нравственно-волевое отношение личностей, природно-софийным детерминизмом" (Спор о Софии. Париж, 1936, с. 82). О. Сергий отвечал оппонентам, и "спор о Софии" не получил окончательного решения по сей день, хотя надо отметить, что учение Булгакова не привлекло на свою сторону практически никого из богословов.

Вместе с тем, помимо своего софианского ядра, система Булгакова содержит немало плодотворных идей и разработок. В согласии с концепцией Богочеловечества она развивает учение о мировом процессе, который во всей целокупности, от акта творения, через пребывание в падшести и до финального Преображения, представляется как "Богочеловеческий процесс", воссоединение твари с Богом. В этих рамках возникает целый ряд частных учений о различных сторонах жизни мира. Раньше и полнее всего у Булгакова развито учение о хозяйстве, в сферу которого включается и экономическая, и научно-техническая деятельность человека. Отражая двойственную природу падшего бытия, хозяйство совмещает в себе свободный творческий "труд познавания и действия", в котором раскрывается софийность мира, и "рабство ничто", служение рожденной падением природной необходимости.

Важное место в Богочеловеческому процессе принадлежит искусству. Булгаков трактует его как способность увидеть и показать софийность мира, ибо одно из главных имен Софии — Красота. Но как все в падшем бытии, искусство несет и печать ущербности: оно стремится и не может стать теургией, действенным преображением мира. Аналогично анализируются феномены пола, творчества, власти и др.: Булгаков усматривает всюду как софийное, благое начало, так и печать падшести, небытия. В последние годы сюда присоединяется анализ "последних вещей", смерти (Софиология смерти // Вестник РСХД. 1978, № 127; 1979, № 128) и конца мира (эсхатология "Невесты Агнца").

Рассматривая мир под знаком динамики, процесса, учение Булгакова о мире представляется в целом как теология истории, где в центре находится София как Церковь, поскольку "Церковь действует в истории как творящая сила" (Невеста Агнца, с. 362), и Богочеловеческий процесс может быть понят как становление всего мироздания Церковью. В общем же своем типе и облике, в ряде ведущих мотивов и идей его система напоминает большие теологические системы современного западного христианства, сближаясь с учениями Тейяра де Шардена и, несколько меньше, Тиллиха.

Соч.: в 2 т. М., 1993; Св. Петр и Иоанн. Париж, 1926; Друг Жениха. Париж, 1927; Лествица Иаковля. Париж, 1929; О Софии Премудрости Божией: Указ Московской Патриархии и докладная записка профессора прот. Сергия (Булгакова) митрополиту Евлогию. Париж, 1935; Автобиографические заметки. Париж, 1948; 1990; Православие. Париж, 1965; М, : 1991; Христианство и еврейский вопрос. Париж, 1991.

Лит.: Naumov К. Bibliographie des oeuvres de p. Serge (В.). Р., 1984; Осоргина Т. Библиография трудов о. Сергия (Булгакова). Париж, 1987; Архиеп. Серафим Соболев. Новое учение о Софии Премудрости Божией. София, 1935; Памяти о. Сергия (Б.). Париж, 1945; Зандер Л. А. Бог и мир. Миросозерцание отца Сергия Булгакова: в 2 т. — Париж, 1948.

С. Хоружий