Борис Тимофеевич Евсеев – писатель, лауреат Премии Правительства Российской Федерации в области культуры 2012 года, лауреат Бунинской премии (2011).
В рамках проекта «Возвращение на Родину: философские кластеры как механизм формирования культурного кода новой России. К 100-летию «Философского парохода»»
при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
СОЛНЦЕ ШМЕЛЁВА
Иван Сергеевич Шмелёв (1873 -1950) прожил трагическую, но и наполненную немеркнущим светом жизнь. Его религиозно-философские искания отразились в неповторимых повествованиях, нередко переходивших от спокойного любования московским Замоскворечьем к надрывному сказу.
Часто слышим: после Достоевского и Толстого русская проза, связанная с философскими устремлениями – иссякла. Это не так. Целый ряд писателей и несколько выдающихся философов работали в конце ХIХ и в ХХ веке на этом трудном, но для России неизбежном поле. Иначе и быть не могло: ведь русская философия, – ничуть не уступающая по своему значению любым системам европейской мысли – по сути, из духа русской литературы и возникла, чтобы позже, укрепившись, вернуться к своим литературным истокам.
Прозорливый философ Семён Франк писал: «Глубочайшие и наиболее значительные идеи были высказаны в России не в систематических научных трудах, а в совершенно иных формах – литературных. Наша проникновенная, прекрасная литература, как известно, — одна из самых глубоких, философски постигающих жизнь…»
Некоторые моменты рождения русской философии из духа русской литературы, а также ключевые точки возвращения русской философии к своим литературным началам, мы и попытаемся проследить в цикле лекций «Философия русской прозы».
Почему цикл открывает Иван Шмелёв? Первое основание - несомненное религиозно-философское начало его прозы: от «Неупиваемой чаши» до «Лета Господня».
Православный философ Иван Ильин, выявляя доминанты творчества писателя, утверждал: «Шмелёв пребывает в великой традиции русского искусства вообще и в частности русской литературы; и больше еще в традиции православного христианства».
Второе основание назвал Куприн: «Шмелев теперь последний и единственный из русских писателей, у которых ещё можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка».
И то и другое - абсолютно верно. Уже в ранних своих произведениях, таких как «Вахмистр», «Распад», «Гражданин Уклейкин», несмотря на клокочущие в них предреволюционные страсти, проступает тихое, чисто шмелёвское любование чудом жизни. Переписка с Горьким, его советы, касающиеся повести «Человек из ресторана» и публикация этой сильной и яркой повести, вроде бы готовили нам ещё одного крепкого «критического» реалиста. Однако вышло по-другому. Русская архаика всё больше отодвигала мнимую бунташность Шмелёва на второй план. Рельефная метафоричность и сказовое многоголосие снимали слой за слоем – как ножичком снимают плесень с хлеба - излишнюю социальность. Написанная в 1918 году в Алуште повесть «Неупиваемая чаша», о жизни крепостного живописца, стала переломной и определила писательский путь: Бог – человек – искусство – духовное освобождение.
Да и сама «материя» трагически-неповторимой жизни Ивана Шмелёва, оказавшая мощнейшее влияние на его прозу – завораживает и притягивает.
Получив всероссийскую известность, благодаря повести «Человек из ресторана», приветствовав Февральскую революцию, а затем резко отвергнув и её, и большевистский переворот, потеряв единственного сына, расстрелянного чекистами в Крыму, в 1921 году, отбыв по приглашению Бунина в эмиграцию – Шмелев расколол собственное творчество тех лет на две неравные части: начал писать переполненные политическими оскорблениями памфлеты, а от них внезапно переходил к чудесной, написанной неповторимым языком, не богоискательской – богопостигающей прозе!
Писал Иван Сергеевич в эмиграции много. Но очень уж неровно: часто переходя от аляповатого лубка к неприятному пасквилянству и публицистическому надрыву. Такой надрыв – правда, чуть «умягчённый» сказом, есть и в книге «Солнце мёртвых» (1923). Этот вселенский плач о тяжелейшем начале 20-х годов, о безвинных и виноватых, о расстрелянной и растоптанной шмелёвской Родине – всегда будет носиться над просторами России. Но одно дело ненависть к большевистским расстрелам, и совсем другое – славословия в адрес «рыцаря» Гитлера. Писатель искренне, запальчиво и катастрофически заблуждался относительно этого «рыцаря». За это роковое ослепление Шмелёв и пострадал: большинство знакомых и приятелей из-за такого «гитлеризма» от него навсегда отвернулись.
Судьба Шмелёва – огромная (и именно русская) трагедия разделённости и неполного прощения. Однако трагедия всегда и во все времена – очищает и осветляет. И тех, кому она по душе, и тех, кто с трудом переносит исполненные ужаса притчи времён. Такие очищающие душу произведения у позднего Шмелёва есть. Это романы «Богомолье (1931) и «Лето Господне» (1933—1948), дающие осязаемо-рельефные картины, «патриархальной» России, Москвы, любимого Замоскворечья.
И ещё два слова о судьбе. Дважды номинированный на Нобелевскую премию, Шмелёв её не получил. Расстрел сына и потеря любимой жены рвали на части. В конце жизни решив уйти в Покровский монастырь, расположенный в 130 километрах от Парижа, в Бюсси-ан-От, Шмелёв едва ступив на порог обители – умер.
Прах Ивана Сергеевича, как и он и завещал, вернулся в Россию. Но ещё раньше вернулись его неповторимые повести, романы, рассказы…
Иногда, в морозные дни можно видеть тройное солнце. Его считают не слишком хорошим знаком. Но видеть или не видеть солнце – это тоже судьба.
Такое тройное морозное солнце – сопровождало Шмелёва всю жизнь. Но это отнюдь не «солнце мёртвых»! Это солнце православия, русского слова и любви к России.
Борис Евсеев
Посетители смогут дополнительно осмотреть выставку «Имени Твоему!» Библейские мотивы в современном искусстве, расположенную на третьем этаже Дома Лосева. Выставка открывает творчество современных авторов, среди них как известные ценителям искусства живописцы и скульпторы, так и делающие первые шаги на пути к признанию. Основная часть экспонатов – из собрания протоиерея Андрея Юревича, православного священника, успешно воплотившего идею – создать Музей современного христианского искусства.