Из цикла "Философия русской прозы". Очередная лекция Бориса Евсеева будет посвящена жизни и творчеству Василия Васильевича Розанова.

Борис Тимофеевич Евсеев – писатель, лауреат Премии Правительства Российской Федерации в области культуры 2012 года, лауреат Бунинской премии (2011). 
В рамках проекта «Возвращение на Родину: философские кластеры как механизм формирования культурного кода новой России. К 100-летию «Философского парохода»» при поддержке Фонда возрождения национальных традиций «Новый век» и Президентского фонда культурных инициатив.

Бесплатно (по регистрации).  ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬСЯ...

 четыре года лишившись отца, а в четырнадцать матери, Василий Розанов (1856 – 1919) ещё не раз был уязвлён судьбой: сперва, когда ушла от него Аполлинария Суслова – по характеристике Достоевского: «больная и самолюбивая эгоистка», затем, когда ощутил, свою вселенскую никчёмность, и в конце жизни, когда понял - жить без царя невозможно: «Никогда я не думал, что Государь так нужен для меня: но вот его нет — и для меня как нет России. Совершенно нет, и… не нужно всей моей литературной деятельности». Конечно, случались у Розанова яркие жизненные взлёты, но всё же неудачи преобладали. Был Розанов неказист, рыж и нежен. В последние годы резко разошёлся с православием и ещё резче - с литературой. Но умер смиренно. Словом, не человек, а комок противоречий. А ведь в юности казалось: вылепится из него завзятый либерал, извлекающий творческую мысль из внешних протестов, а не из собственного нутра. Вернёмся, однако, к биографии. После смерти отца, мать с целым выводком детей из Ветлуги переехала в Кострому. Там бедствовали. После смерти «неласковой» матери, на которую дети за её суровость даже думали заявить в полицию, со старшим братом Николаем и его женой, заменившей мать, переехали в Симбирск. Гимназическую науку Розанов не уважал. Образовывался сам. Вспоминал: «С ничего я пришёл в Симбирск. Вышел из него со всем…» А после гимназии - Московский университет, где слушал лекции Ф. Е. Корша, В. О. Ключевского, С. М. Соловьёва. В 1880 году, ещё не окончивший курс студент, на сорокалетней «эмансипэ», мучительнице Фёдора Достоевского Аполлинарии Сусловой как раз и женился. Завершив обучение в 1882 году, Василий Васильевич преподавал в гимназиях Брянска, Вязьмы, Ельца, где жена прилюдно его тиранила. Случилась в Ельце и ещё одна неприятная история. Второгодник Миша Пришвин после очередного «неуда» по географии, стал угрожать Розанову расправой. Учитель написал докладную. Пришвина из гимназии - без права поступления в другое учебное заведение - вышибли. Тихо-печальный Розанов погрузился в скорбь, но вскоре опомнился, стал переводить Аристотеля и сочинять своё. Первая его книга «О понимании. Опыт исследования природы…» вышла в 1886 году. Ни малейшего успеха книга не имела. Но ещё противней было на душе оттого, что покинув мужа, садо-истеричная «Суслиха» (так Розанов стал её называть) развода не давала. Жизнь напряглась струной. Статьи о «сумерках просвещения» творческую жажду не утоляли. И вдруг – крутой перелом. В 1891-ом выпустил Розанов литературно-философский этюд «Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского». «Он – это я», - говорил Розанов об авторе «Карамазовых». Именно этот этюд дал толчок осознанию многими русскими философами творчества Достоевского как безусловно религиозного… В том же году – Розанов в Петербурге. Там получил должность чиновника особых поручений 7-го класса в Департаменте Госконтроля. И почти сразу Суворин, редактор газеты «Новое время» зачислил его в штат, где, восторгаясь высокими гонорарами, но продолжая ныть и стенать, прослужил Розанов вплоть до 1917 года. Как раз с конца 90-х, он и стал приобретать известность, как журналист поздне-славянофильского толка. Несомненное влияние на его философское и литературное творчество оказало и тайное венчание с Варварой Бутягиной, вдовой учителя Елецкой гимназии. Это тоже год 1891-й. Тогда же в 90-е, Розанов пытался отстраниться от терзавших его мировоззренческих и бытовых проблем и найти успокоение в религиозно-церковной жизни. Но отношение его к православной церкви (см. «Около церковных стен») было дёргано-противоречивым. Взглядам церкви на проблему взаимоотношения полов, посвящена книга «Семейный вопрос в России». Ну а дальше, в трудах «Тёмный лик. Метафизика христианства» и «Люди лунного света», Розанов разошёлся с церковью по этим вопросам окончательно: противопоставил ветхозаветное буйство плоти - евангельской жизни духа. Как следствие раздрая, - новый духовный надлом, превосходно ухваченный розановской полистилистикой в книгах «Уединённое», «Смертное», «Опавшие листья» (1912-1915). Что в этих книгах? В первую очередь - языковая личность Розанова. Ирония, сарказм, памфлетизм и пасквилянство в 2-3 строках. Гоголевские неправильности, взлёты и падения внутрифразовых диалогов. Изустный синтаксис нового петербургского сумасшедшего. Нервяк, сумрак, восторг, свет! Подогреваемое неповторимым личным стилем неприятие православных догматов - полюбить их он честно стремился – нарастало. Но эта чисто русская, ломливо-муторная мерехлюндия, была Розанову дороже на глазах каменеющей христианской пистеологии. Изъеденный мерехлюндией, исколотый своим точечным (вроде пуантилизма) письмом, кончая «Апокалипсис нашего времени» (1917 - 1918) он своё знаменитое и записал: «С лязгом, скрипом и визгом, опускается над Русской Историей железный занавес». Тут, ясное дело, накинулись и либералы, и патриоты. Дрянью, лизоблюдом и червеобразным писателем обозвал Розанова краснобай Троцкий. Жизнь стала невыносимой. Донимал глад. Пугал грядущий мор. Спасаясь от нападок и питерской голодухи, Розановы в 1917 переехали в благостный Сергиев. Житьё и жильё в Посаде подобрал духовник Розанова Павел Флоренский, которому Василий Васильевич, чуя кончину, не разрешил себя исповедовать, утверждая, что отец Павел знает его как Розанова, а ему нужен простой батюшка, «попик». Устав собирать на вокзале окурки и вымаливать хлеб, дописывал он в конце 1918 года строки своего личного Апокалипсиса. Не дописав, вдруг прекратил ныть, суетиться, и, тихо ликуя, 5 февраля 19 года скончался. Розанов велик, Розанов ничтожен. И подвело его к мнимому ничтожеству не буйство новой власти, не «Суслиха», не гимны «священным блудницам», а комментаторство, которое, есть ни что иное, как боязнь собственного творчества. И, конечно, испортила розановскую руку - привычка к скоропортящемуся журнализму и засевшая с молодых лет болтливая «достоевщинка» смердяковского толка. Нужно упомянуть и о том, что именно Розанов - предтеча сегодняшнего злобно-безалаберного блогерства и поэтому интернет-«паствой» так цени́м! Теперь и церковь смотрит на него благосклонно. А в 1914 -18 годах собиралась предать этого «явного еретика» анафеме. Оно и понятно: много неприятного для церкви высказал этот филофоб и страстный сокрушитель религиозных установлений. Оставил ли Розанов нам что-то вечное, оставил ли неуничтожимое? И: где лучше всего сохранились его интуиции его (иногда ошеломляющие, иногда невыносимо-частые, как испускания слюны) мысли-прозрения? А вот где: в нечаянно открытом им Четвёртом роде литературы, каким, наряду с эпосом, лирикой и драмой, новая качественная эссеистика и является. Будучи писателем плоть от плоти и кость от кости, - Розанов боялся литературы, как чёрт ладана, часто гвоздил и дырявил её почём зря! Правда, перед кончиной всё же воззвал: «Сохрани читатель своего писателя». Но как ни гнал от себя литературу Розанов, а именно в её ответвлении, в неповторимом, сжатом до сладкой боли философическом эссеизме, он и был великолепен! И за это - вечная ему память и почтительный поклон... Сумеречный свет мерцает над страницами Василия Розанова. Сумеречный, но и целебный!
Борис ЕВСЕЕВ