Из цикла "Философия русской прозы". 

Борис Тимофеевич Евсеев – писатель, лауреат Премии Правительства Российской Федерации в области культуры 2012 года, лауреат Бунинской премии (2011). 
Цикл лекций проходит в рамках проекта «Возвращение на Родину: философские кластеры как механизм формирования культурного кода новой России. К 100-летию «Философского парохода»» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. 

Приглашаем на Арбат, 33. Бесплатно (по регистрации). ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬСЯ...

События в Доме Лосева на портале mos.ru https://www.mos.ru/afisha/venues/204211/

События в Доме Лосева на timepad.ru https://losev.timepad.ru/events/

Михаил Афанасьевич Булгаков – насмешник-печальник и великий писатель, проживший на этом свете неполных 49 лет, стоит в ряду русских литераторов особняком. «Вещество» булгаковской прозы роднит его с Гоголем, трагический накал и гротеск – с Достоевским, способы видеть мир - с Толстым. Придя в 1921 году в одну из московских редакций в рваной солдатской шинели, со свёрнутым в трубку фельетоном в кармане, он за свою короткую писательскую жизнь взбаламутил море московских и совдеповских обывателей до дна. В 20-х - великолепными повестями и жанром «записок»: на манжетах и на клочках бумаги. В конце 30-х - чтением у себя на квартире «Театрального романа» и «Мастера и Маргариты». Ну, а сейчас, в 2020-х возмущает многих и многих тем, что до сих пор не проклят, не забыт, не удалён навсегда, из людской памяти, как досаднейшая помеха. Однако есть ещё один скрытый пласт булгаковских произведений: философско-религиозный. При всей независимости своего творчества Булгаков был, конечно же, связан с Русским Возрождением, поэтически расплывчато именуемым «Серебряным веком», который характеризовали, между прочим, и так: «Век мятежный, богоищущий, бредящий красотой». Бреда и впрямь было много. Но и важных исканий немало было… Конец ХIХ начало ХХ века – время рождения русской религиозной философии и пробуждения художественно-философской мысли. Бердяев и Флоренский, Франк и Эрн, братья Трубецкие, Розанов, Шестов и другие, открыли новую область русского самопознания, у истоков которой стоял Достоевский, а позже Владимир Соловьев. Результатом творчества этих мыслителей стало создание уникальной русской философской школы, опиравшейся на идеи всеединства, а также на некий пред-экзистенциализм, сосредоточенный на мотивах трагизма человеческого существования, предопределённого страданиями, неизбежностью смерти и самоуправством случайностей. Если вчитаться внимательно – наиболее близким Булгакову философским течением была софиология. В работах русских религиозных философов конца ХIХ начала ХХ веков софиология (или София Премудрость Божия) представала как свод творческих первообразов, как Христова мудрость и сила, как вселенская симфоническая личность. По определению А. Ф. Лосева, софиология - «умопостигаемая осуществлённость Абсолюта». Да и отец Сергий Булгаков (его в семье Михаила Афанасьевича считали родственником) тоже отдал дань этому учению. Так что писатель Булгаков волей-неволей продолжил традиции отечественной софиологии, безотчётно отвергая рационализм Европы, замещая его этическим мистицизмом, утверждая главенство судьбы, а не поверхностного разума. Судьба, постигшая в «Мастере» сухих рационалистов: Алоизия Магарыча, борова Николая Ивановича и председателя МАССОЛИТа Берлиоза, яркое тому подтверждение. Отличие Булгакова от многих прежних и нынешних русских писателей в том, что он создавал не «бумажную», а рельефно-сценическую прозу. Причём, насыщенную философскими максимами. Ему не нужно было, подобно Шестову издавать афоризмы, как Розанову собирать короба опавших листьев. Булгаков мыслил философскими сценками, вводя в них краткие суждения, лишённые дидактического треска: «Рукописи не горят»; «Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где никакая власть не надобна». Сценичность, как философия стиля, сделала героев Булгакова не просто персонажами, но активными участниками нашей жизни. «Вот идет Коровьев!». «Этот кот поменьше Бегемота будет». «Опять Воланд над Москвой пролетел»! Сколько раз мы это слышали? Но не только образы, а еще и скрытые философские мотивы булгаковской прозы — замечательно уложенные в предметно-повествовательные блоки — навсегда усвоены нами. Это и красная корона революции, и лунный луч, по которому идут Иешуа и Пилат, и струящий зловоние лихолетья дикий гибрид: Шариков-Швондер. Скрытые мотивы души, прояснённые через персонажей – это среди тогдашней ходульной прозы было ново! Однако вернёмся к неповторимости пути великого писателя. «Слепой Бога духом видит», - говорит русский народ. Так было и с Булгаковым: ослепнув в конце жизни, он обрёл духовное зрение, и волновые движения Софии Премудрости Божией - «видел» духом… Философские воззрения самого Булгакова на человечество и творимую им историю были пессимистичны. Проповедь добра, с которой пришел Иешуа, его мысль: «злых людей нет на свете», все попытки разбудить в людях изначально добрую природу не увенчались подлинным успехом, ни в тогдашнем Ершалаиме, ни в Европе, ни в Москве советской. Правда, пессимизм, это только низший уровень оптимизма. Дойдя до дна, до последней точки, пессимизм всегда и во все времена начинает двигаться вверх: к оптимизму. Как раз новое зрение и диктовало угасающему мозгу Булгакова: роман великих образов не умрёт! Вышло именно так. Вопреки возмущению широких писательских масс («как посмел вывести на просторы Москвы дьявольскую кавалькаду!»), вопреки гневу тогдашних церковных чиновников («вздумал в деталях изобразить то, что можно созерцать лишь в туманной неясности») – при каждом новом прочтении, роман возрождается вновь. Существует живой и мертвый текст. Живой - состоит из объёмных, осязаемых, а потому неуничтожимых деталей. Крупно схваченные детали, становится символами. Именно сила новых символов смущает высоких чиновников и литераторов к ним прилипших. Именно мистический натурализм, почуянный Мастером, доводит их до белого каления! Сюжетонеизбежность нашего бытия - бесспорна. Вариации, конечно, есть. Но в пределах прозвучавшей с небес темы. Рассказать мир как историю и при помощи этой истории, хоть в малой мере пересоздать мир заново – сверхзадача прозы. Булгаковская проза, написанная как ежемоментно, на молекулярном уровне обновляемая «история земли», – одно из главных физико-биологических явлений ХХ века: она круче общей теории относительности, духовитей, чем ароматы кварков. Но при этом - близка к Софии Премудрости Божией! И что особенно важно: проза Булгакова веско дополняет Русскую идею, которая в свою очередь становится ярчайшей составляющей обще-христианского образа нашего мира.
Борис ЕВСЕЕВ

Посетители смогут дополнительно осмотреть выставку «Два великих имени в истории столицы: Гоголь и Лосев», расположенную на третьем этаже Дома Лосева. Выставка впервые в музейной практике делает попытку объединить творчество двух русских писателей и мыслителей, нашедших свой последний приют в интеллектуальном сердце Москвы: Гоголь – на Никитском бульваре; Лосев – на Арбате.